Так что Дмитрий вроде и видел, и знал, что в их доме живет и растет какой-то мальчишка. Бегает в оборванной и неряшливой одежде, часто попрошайничает, прося у соседей хоть кусок хлеба, когда мать уходит в очередной запой. Но ему, полностью поглощенному задачей не разочаровать отца, презирающего слабость и поражение в чем бы то ни было, не имелось дела до этого мальчишки.
Но в один день все поменялось. Когда Дмитрий: злой, обиженный, пылающий внутри придушенным гневом, сбежал от отца, ни за что избившего его в тот вечер. Да, не так сильно, как мог. Но ведь он и не заслужил ничем. Просто отец вернулся злым с работы и сорвал эту злость на Димке, прилежно делающем дома уроки. Вот и несся он к убежищу всех пацанов двора – посадке за гаражами, ощущая бессильную ярость в душе и пекущую боль в спине от отцовских побоев. Не плакал, давно отученный от подобного проявления слабости, а искал способ хоть как-то выплеснуть эмоции, разрывающие его грудь. Потому даже не поинтересовался причиной, увидев потасовку дворовых пацанов, влетел в самую гущу, размахивая кулаками направо и налево. Не особо разбирая, кому под дых дает, и чей нос разбивает.
Дрался Димка зло, сосредоточенно, сгоняя собственную злость и гнев на том, кто подворачивался под кулак, точно как папка. За его физической подготовкой отец тоже следил, так что силы и выносливости ему было не занимать. И пусть Димке тоже заехали в нос и поставили фингал под правым глазом, именно он в итоге, стоял над тремя пацанами, с которыми не раз гонял в футбол на школьном поле. Им, вытирающим разбитые носы, потирающим уши и ребра, похоже, было совсем невдомек, с какой стати приятель их так отмутузил? А среди этих пацанов, и сидел совсем малой Виталий, которого и пинали пацаны до его появления, оказывается. У мальчишки тоже был фингал под глазом, порвана грязнющая футболка, и так, видно, доживающая свои последние дни, а из разбитой губы сочилась кровь. Но мальчонка не плакал. Зло и настороженно смотрел на своих обидчиков, периодически кидая на Димку робкие взгляды, немного неуверенные и полные непонятной самому Димке надежды.
Черт знает, что его дернуло взять пацаненка под свою защиту. Наверное, ему надо было оправдание и перед приятелями, и перед отцом в ближайшем будущем, ведь домой все равно придется возвращаться. Вот он и пробубнил:
- Не трогайте пацана. Иначе, со мной будете иметь дело. – После чего глянул на самого мальчишку. – Тебя как зовут?
- Виталя, - пацаненок не удержался, все-таки хлюпнул носом.
- Не реви, казак, атаманом станешь, - автоматом повторил он то, что ему самому отец говорил, вытягивая из холодной воды в ванной.
Хоть и понимал мелкого: угар драки начал утихать, ярость выплеснулась и теперь прекрасно ощущалась, как болит спина от побоев отца и пульсирует отекший глаз. Но только сжал челюсти, сдерживая рвущийся сквозь зубы стон, когда наклонился и помог подняться Витале.
- Пошли, умоемся, - утерев рукой кровь, сочащуюся из его носа, велел он мальчишке.
Развернулся, и потянул его за собой, направившись в сторону их дома.
Отец, уже явно успокоившись, даже одобрил то, что сын защитил младшего ребенка, восстановив справедливость. Хорошо проявил себя перед людьми. Не струсил. Скупо похвалил Димку.
Так он и взял шефство над мальчишкой.
Виталя с того дня стал тенью везде следовать за старшим товарищем, потихоньку перенимая привычки и манеру вести себя, подражая в упорстве и настойчивости. Отдавая всю преданность и привязанность, которая больше никому и не нужна была. А спустя какое-то время, стал звать «батей».
Парни во дворе, и без того уважающие Диму, имеющего такого отца, побаивающиеся упорства и бескомпромиссности младшего Калиненко в любой драке, готовности идти к победе любой ценой – в шутку стали передергивать это обращение, тем не менее, без насмешки даже с каким-то уважением.
Так он стал «батяней» почти для всех.
Годы шли, парни росли, менялась и обстановка в государстве. А это как-то не менялось. Люди вертелись, тянулись к нему, привлеченные силой и четкой уверенностью «батяни» в том, что он никогда не ошибается и всегда точно знает, что и зачем делает, какой курс выбирает. А уж когда «Любэ» грянуло своей нетленной песней, все парни, как сговорившись, перекрестили Калиненко из батяни - Комбатом.
Тем более что он один из них всех действительно отслужил в армии. Отец даже слышать ничего не хотел о каком-то ином пути для своего сына. Правда потом, поняв, куда сына тянет и на какой вектор тот свернул, не гнушаясь ничем – сам оборвал все контакты, и матери не давал общаться с сыном.
Годы бежали дальше, официально батяня-Комбат давно трансформировался в Калиненко Дмитрия Владленовича, точно зная, чего хочет от жизни получить. Люди рядом менялись, подбираясь по необходимости и выгоде, по полезности, преданности и возможности их контролировать. И только Виталя так и остался рядом, единственный человек, которому Дмитрий до сих пор, даже после срока, доверял на сто процентов. И только он продолжал звать его батей.
- Ну так, - наблюдая за тем, как Дмитрий натягивает джинсы, Виталя посматривал по сторонам, приглядываясь к квартире. – Лизка призналась, кто ее подослал? Я порылся, ясное дело, пока по верхам в ее жизни, вроде явно она ни с кем не связана. Но с какой стати…
- Никто ее не присылал, - зная, что прав, прервал друга Дима.
Взял свитер, встряхнул, расправляя ткань.
- А что, она тебе счет выставить после этих лет решила? Ущерб требует возместить за попранную девичью честь? Чего появилась? – явно растерявшись, уточнил Казак.